"Русская жизнь", Сан-Франциско, 1995, 24-29 июня
"Наши задачи" И.А.Ильина и наше время
Не все резкие оценки и не все рекомендации М.В. Назарова разделяются редакцией, но мы помещаем эту статью, подтверждающую исключительные провидческие способности нашего гениального мыслителя И.А. Ильина, который за полвека из эмиграции предвидел многое, что сегодня происходит в России. – Ред. "РЖ".
Иван Александрович Ильин был философом того типа, для которого, в отличие от многих других, философия не означала отрыва от политической борьбы. Можно ли было забыть о том, что происходит с твоим Отечеством и при этом оставаться русским мыслителем?
Качества, чаще встречающиеся в людях по отдельности – глубокая религиозность, философский ум, чувство долга, политическое мышление – соединялись у Ильина в единый сплав, каждый компонент которого не просто дополнял остальные, но осмыслялся с их помощью, становился неотъемлемой частью целого. И это целое приобретало совершенно новое качество.
Так, в частности, возникла книга Ильина "О сопротивлении злу силою" (1925). В ней с безупречных православных позиций обоснована необходимость сопротивления силам зла ("врагам Божиим") для защиты православной веры, Отечества и своего ближнего – даже вынужденно "неправедным" вооруженным путем – ибо непротивление в данном случае будет уже не "неправедностью", а грехом.
Еще более ярко эта творческая особенность Ильина проявилась в публицистическом жанре. Уже в 1920-е годы Ильин издавал в Берлине "Журнал волевой идеи" – "Русский колокол" (1927-1930, вышло 9 номеров). Помимо статей известнейших в эмиграции политиков, военных, ученых, Ильин публиковал в журнале свои статьи под псевдонимом "Старый политик" – на темы конкретной борьбы": как соблюдать конспирацию, хранить тайну, вести себя на допросах. Этот журнал оказал важное влияние на формирование в эмиграции Союзов русской национальной молодежи.
Однако наиболее примечательным в этом отношении стал послевоенный цикл идеологических и политических статей Ильина под общим названием "Наши задачи". Они рассылались в 1948-1954 годы Русским Обще-Воинским Союзом (РОВС) в виде еженедельных листков, изданы двухтомником в Париже в 1956 году, а в 1990-е годы переизданы и Зарубежной Церковью и сразу несколькими издательствами в России, что несомненно свидетельствует об актуальности книги.
Напомним исторический фон той эпохи: началась "холодная война". Это был переломный момент в отношении Запада к коммунистическому режиму, ведь до того западные демократии поддерживали большевиков: помогли им прийти к власти, сочли их более приемлемой для себя стороной в нашей гражданской войне, оказали огромную технологическую поддержку в стройках первых пятилеток (все это хорошо документировано в исследованиях американского профессора Э. Саттона). Затем демократы вступили с большевиками в антифашистский (масонско-коммунистический) военный союз... Как совершенно точно объяснял все это Ильин:
«Да, у себя они не хотят коммунизма, но коммунизм в других странах им кажется не только не опасным, но как-то даже полезным: в одних странах он истребит национальную аристократию и тем обезпечит "демократический режим", в других странах он подготовит расчленение государства и ликвидирует великодержавность, а впоследствии он всюду откроет пустые и голодные рынки, что так важно для... вывозной торговли Запада».
Однако после того, как в военные годы в СССР была частично реабилитирована русская история, русский патриотизм, даже Церковь, да и сам СССР, вопреки расчетам Запада, превратился в достаточно мощное государство – демократический Запад от политики столь долгой поддержки богоборцев-большевиков впервые перешел к борьбе против них. При этом западные пропагандные структуры, прежде всего американские, решили подключить к своей "холодной войне" русскую эмиграцию.
Многим эмигрантам показалось, что наконец-то Запад внял предупреждениям эмиграции, которая давно призывала его к такому "крестовому походу" (вспомним речь Бунина "Миссия русской эмиграции" в 1924 году). И нужно признать, что далеко не все эмигранты проявили при этом понимание происходящего. Как это отметил тогда А. Дикий (Занкевич):
«В эмиграции существует некий шаблон при оценке всех международных событий. Выражается он простейшей формулой: "всё наоборот", это значит, что мы должны всегда, везде и при всех обстоятельствах, спорах и конфликтах поддерживать установку и точку зрения, противоположную той, на которой стоит СССР... Формула простая, несложная, не требующая труда самим поразмыслить о причинах, порождающих конфликты и кризисы. А кроме того, при применении этой формулы нет опасности быть заподозренным или обвиненным в критике действий и установок свободного мiра, в котором мы живем и который ведет "холодную войну" с СССР. "Во всем виноваты коммунисты"... Арабов поддерживает СССР – значит, мы должны поддерживать евреев».
Подобная психология антикоммунистической "непримиримости любой ценой" (заметная и в наши дни, например, у московского публициста С. Волкова) могла доходить до призывов к превентивной войне против СССР, вплоть до атомной («пусть погибнут невинные люди, но еще больше невинных будет спасено от гибели в советском рабстве»).
Подобную аргументацию можно было встретить не только в среде ожесточенной "второй эмиграции", изначально готовой идти "против большевиков – хоть с чертом", но и в монархической "Нашей стране", и у "великого князя" Владимiра Кирилловича.
Между тем, американская политика заключалась в том, чтобы под лозунгом "борьбы с коммунизмом" ослабить и расчленить своего окрепшего геополитического противника – независимо от существовавшего в нем режима. А поскольку в СССР наметилась национальная мутация коммунистической идеологии – западная "советология" стремилась выдать коммунизм именно за порождение "русского тоталитарно-рабского характера", коммунистическую агрессивность – за "русскую агрессивность". Наиболее ярко это выразилось в "Законе о порабощенных нациях" (P.L. 86-90), который был единогласно принят американским Конгрессом в 1959 году.
Таким образом, для отстаивания национально-государственных интересов своего народа недостаточно было одной лишь "непримиримости к коммунизму любой ценой". Необходимо было учитывать всех противников, и коммунистов, и иностранных врагов России, именно это сделал И.А. Ильин в "Наших задачах". (Следует исправить у него лишь одну неточность, которую верно отметил мой оппонент на конференции В. Кожинов: врагов России Ильин по инерции Первой мiровой войны видел лишь в Европе, упустив из виду ведущую теперь роль влиятельных кругов в Америке...)
Он был, пожалуй, виднейшей фигурой в эмиграции, которая отказалась действовать по формуле, описанной А. Диким. Ильин сразу понял, что под видом "борьбы с коммунизмом" Запад стал бороться одновременно и за новое крушение, расчленение исторической России –независимо от режима в ней. В общем-то, если вспомнить историю хотя бы западного предательства России в Первой мiровой войне – Запад всегда был таким. Но русская интеллигенция не отдавала себе в этом отчета. Ильин так отмечает этот опыт познания Запада русской эмиграцией.
«Живя в дореволюционной России, никто из нас не учитывал, до какой степени организованное общественное мнение Запада настроено против России и против Православной Церкви. Мы посещали Западную Европу, изучали ее культуру, общались с представителями ее науки, ее религии, ее политики, и наивно предполагали у них то же самое дружелюбное благодушие в отношении к нам.
Ныне мы обязаны точно ответить себе на все эти вопросы. Данилевский был прав. Западные народы боятся нашего числа, нашего пространства, нашего единства, нашей возрастающей мощи, нашего душевно-духовного уклада, нашей веры и Церкви, наших намерений, нашего хозяйства и нашей армии. Они боятся нас и для самоуспокоения внушают себе при помощи газет, книг, проповедей и речей, конфессиональной, дипломатической и военной разведки, закулисных и салонных нашептов, что русский народ есть народ варварский, тупой, ничтожный, привыкший к рабству и деспотизму… Русская история, видите ли, была сплошным потоком унижения и рабства. Именно поэтому русский как раб ищет себе компенсации в виде завоевания мiра». Поэтому надо русский народ расчленить, «подмять, переделать по-своему, навязать ему свою черствую рассудочность, свою "веру" и свою государственную форму». Это была как бы традиционная русофобия от непонимания России.
Но Ильин указал и на волевой центр сознательного формирования этой западной политики, использовав для этого точное выражение, широко прижившееся сегодня в нашей патриотической печати: "мiровая закулиса". Для такой откровенности требовалась определенная смелость, ибо это означало невозможность научного признания, известности, переводов книг на иностранные языки. (Характерен в это время отказ парижского издательства YMCA-Press издавать книги Ильина: они печатались в РПЦЗ, в Мюнхенской обители преп. Иова Почаевского).
По этому поводу философ-патриот не раз полемизировал в "Наших задачах" с эмигрантскими политиками, надеявшимися продвигать "русское дело" в американскнх "координационных центрах": «Скажем прямо: кто хочет делать карьеру в эмиграции, тот должен идти к врагам России и с невинным лицом становиться в их ряды».
(В скобках заметим: Солженицын не стал в "их ряды" – как его в этом нередко упрекают те, кто в эти годы вообще ничего не делал для будущего России, а то и прислуживал коммунистическому режиму. Но все же, к сожалению, Нобелевский лауреат, уже имея мiровую славу, проявил в отношении "мiровой закулисы" меньшую откровенность. Почему книги Ильина в сегодняшней России и оказались гораздо актуальнее книг Солженицына.)
То есть, Ильин в "Наших задачах" довел идеологию Белого движения до окончательной четкости: русское белое дело в эмиграции означало противостояние на двух фронтах – против коммунистических поработителей Отечества и против его западных расчленителей. Миссия белой эмиграции заключалась в том, чтобы быть независимой третьей силой – безкопромиссно выражать национальные интересы России, привлекая на эту позицию здоровые силы своего народа, которые в нем были всегда. Те эмигранты, которые в
"холодной войне" капитализма и коммунизма смогли удержаться на этом уровне, на вершине той "горы", к которой прибило эмигрантский ковчег, и с которой были видны оба склона, в Россию и Европу – "без румян и прикрас" – только те эмигранты и соответствовали этой миссии. Им, как и Ильину, есть что ответить на самокритику А. Зиновьева: «Целились в коммунизм, а попали в Россию». Она применима далеко не ко всем.
В конце 1970-х годов четко обозначились два процесса: внешняя экспансия коммунизма, отбиравшая у нашего народа все силы, и внутреннее ослабление, изживание коммунистического режима. Первый фактор побуждал многих оппозиционеров, в том числе Солженицына, призывать Запад к сопротивлению, к защите его собственной свободы – через помощь русскому сопротивлению внутри СССР. "Чем грозит Западу его непонимание России" – так была озаглавлена одна солженицынская статья, призывавшая Запад увидеть в русском народе не врага, а союзника против коммунизма...
Сейчас мы, однако, видим, что в последние годы куда важнее было объяснять русскому народу, чем ему грозит непонимание им Запада – как это делал Ильин.
"Мiровая закулиса" издавна боролась против православной России, за ее "демократизацию", не только из экономических и геополитических соображений. Она видела в России главное препятствие своей мiровой власти денег. Ибо современная демократия, будучи обществом атомизированным, дехристианизированным, лишенным многих национальных традиций, – наиболее удобная среда для господства денег. Деньги (и принадлежащие им средства информации) оказывают решающее влияние на ход избирательных кампаний – от выдвижения нужного кандидата до убеждения избирателей в его достоинствах (при опорочении соперников), и затем получают возможность влияния на политические решения в стране.
И вот в наше послекоммунистическое время эта борьба "мiровой закулисы" против России вступила в новую, решающую фазу. Мы ее очевидцы. Ильин все это предвидел уже в 1950-е годы – «внедрение в Россию мiровой закулисы», которая будет заниматься «...упорным навязыванием русскому народу непосильных для него западноевропейских форм республики, демократии и федерализма, политической изоляции ее, неустанным обличением ее мнимого "империализма", ее мнимой "реакционности", ее "некультурности" и "агрессивности "...Все это мы должны понять, не для того, чтобы отвечать на вражду – ненавистью, но для того, чтобы верно предвидеть события и не поддаваться столь свойственным русской душе сентиментальным иллюзиям. Нам нужны трезвость и зоркость».
Наиболее опасные враги России «не успокоятся до тех пор, пока им не удастся овладеть русским народом через малозаметную инфильтрацию его души и воли, чтобы привить ему под видом "терпимости" – безбожие, под видом "республики" – покорность закулисным мановениям, и под видом "федерации" – национальное обезличие. Это зложелатели – закулисные. Им нужна Россия с убывающим народонаселением. Им нужна Россия безвольная, погруженная в несущественные и нескончаемые партийные распри. Им нужна Россия расчлененная по наивному "свободолюбию" согласная на расчленение и воображающая, что ее "благо" в распадении. Но единая Россия им не нужна».
«...Они собираются разделить всеединый российский "веник" на прутики» переломать эти прутики по одиночке и разжечь ими меркнущий огонь своей цивилизации».
«...Расчленители России, желающие превратить ее в федерацию, призывают именно к таковым внеправовым потрясениям, к отпадениям, к актам "свободной" измены. Они мечтают о том, что после падения большевиков граждане единой России опять провалятся в хаос и вседозволенность, безнаказанно разложат свое государство и осуществят по своему произволу столько "общественных договоров" и учредят, ни с чем не считаясь, столько новых "государствиц", сколько им заблагорассудится, с тем, что каждое из этих новообразований будет иметь свое правительство, свою армию, свою монету и свою дипломатию. Им мало тридцатилетней революции: они хотят длить и углублять ее после падения большевиков... Именно поэтому они желают, чтобы "российские народности" не считались больше с существованием единого русского народа и государства, а воспользовались послебольшевицской смутой для осуществления всеобщего произвола и распада».
«Естественно, что религиозные, противники национальной России ожидают себе полного успеха от российского расчленения: во множестве маленьких "демократических" республик воцарится, конечно, полная свобода религиозной пропаганды и конфессионального совращения, "первенствующее" исповедание исчезнет, всюду возникнут дисциплинированные клерикальные партии и работа над конфессиональным завоеванием "бывшей России" закипит».
«Понятно, что и закулисные организации ждут себе такого же успеха от всероссийского расчленения: среди обнищавшего, напуганного и безпомощного русского населения инфильтрация разольется неудержимо, все политические и социальные высоты будут захвачены тихой сапой, и скоро все республиканские правительства будут служить "одной великой идее": безыдейной покорности, безнациональной цивилизации и безрелигиозного псевдобратства». Тут, разумеется, намек на закулисные организации масонского типа. «Опытному политику сразу было видно, что весь этот набор исторических нелепостей и выдумок идет из единого колодца – из прессы, вдохновляемой мiровой закулисою».
Вот еще одно постоянно встречающееся утверждение Ильина: «Если что-нибудь может нанести России, после коммунизма, новые тягчайшие удары, то это именно упорные попытки водворить в ней после тоталитарной тирании – демократический строй». Это «значит вернуться к пустому фразерству Временного правительства и повторить гибельный эксперимент того времени в новом несравненно худшем виде». Ибо «политическая свобода сама по себе не облагораживает человека, а только развязывает его, выпускает его на волю таким, каков он есть, со всеми его влечениями, интересами, страстями и пороками, которые он и выносит на улицу… Человек, не созревший для свободы, может злоупотребить ею в разнуздании и продать ее за личный или классовый интерес… Ведь деньги-то будут только у иностранцев… Если в народе нет здравого правосознания, то демократический строй превращается в решето злоупотреблений и преступлений».
Даже о западном так называемом "свободном строе" Ильин открыто писал как об обществе, «в действительности руководимом из-за кулисы. Верить в свободу этого строя могут только люди политически близорукие или наивно-доверчивые. Ибо свобода совсем не сводится к голосованию».
А вот цитата, вполне применимая к событиям в Таджикистане, Азербайджане, Грузии, Приднестровье, Чечне: «Как только отпадет советский террор, вся Россия сдвинется с места, в стремлении к освобождению... В лучшем случае этот хаос кое-как уляжется через три-четыре года. В худшем же случае начнутся гражданские войны: с несдавшимися коммунистами, между конкурирующими претендентами на диктатуру, среди которых будет немало деморализованных авантюристов, или между центральной властью и сепаратистами, между диктатурой и бандами. Не исключено, что найдутся иностранные державы, которым будет выгодно поддерживать эти междоусобия и которые будут снабжать то того, то другого из авантюрных генералов или сепаратистских полководцев деньгами, инструкторами и оружием. При таких условиях национальная диктатура станет прямым спасением, а выборы будут или совсем неосуществимы, или окажутся мнимыми, фикцией, лишенной правообразующего авторитета».
«Самое важное – это бытие России. Она должна прежде всего восстать из порабощения и возобновить свою хозяйственную и духовную жизнь. А потом только в меру своих наличных способностей к корпоративно-государственной форме – она может думать о своем демократическом облачении. Она не может и не должна платить "любую цену" за это псевдодемократическое разнуздание, которое доктринеры называют "свободою", от этого разнуздания они погибнут первые, если не успеют опять спастись за кордон». «Едино го мерила, единого образцового строя для всех народов и государств нет и быть не может».
После падения коммунистического режима «пройдут годы национального опамятования, оседания, успокоения, уразумения, осведомления, восстановления элементарного правосознания, возврата к частной собственности, к началам чести и честности, к личной ответственности и лояльности, к чувству собственного достоинства, к неподкупности и самостоятельной мысли, прежде чем русский народ будет в состоянии произвести осмысленные и не погибельные политические выборы. А до тех пор его может повести только национальная, патриотическая, отнюдь не тоталитарная, но авторитарная, воспитывающая и возрождающая диктатура»./p>
«...диктатура, помогающая народу выделить кверху свои подлинно лучшие силы и воспитывающая народ к трезвению, к свободной лояльности, к самоуправлению и к органическому участию в государственном строительстве».
Такую диктатуру можно сравнить с декомпрессионной камерой, предотвращающей кессонную болезнь у водолазов, поднимающихся из давящей глубины. К сожалению, в России кессонная болезнь уже произвела ужасные разрушения. Как же нам выйти из этого положения?
Ильин пишет и об этом: «Когда крушение коммунистического строя станет свершившимся фактом и настоящая Россия начнет возрождаться, русский народ увидит себя без ведущего слоя. То, в чем Россия будет нуждаться прежде всего и больше всего, будет новый ведущий слой... Вести свой народ есть не привилегия, а обязанность лучших людей страны... Россия может спастись только выделением лучших людей, отстаивающих не партийный и не классовый, а всенародный интерес. Для этого должны быть приняты все меры, как то: освобождение народа от всех и всяких партий, введение голосования по округам с выставлением персональных. лично всем известных кандидатур». В этом позиция Ильина полностью совпадает с позицией Солженицына.
Итак, подведем итог. К началу XX века в России и в Америке в мiровой истории продемонстрированы полярные по духовной направленности государственные системы: православная монархия и либеральная демократия. Казалось, демократия в их противоборстве победила, ибо ей сопутствовал "ветер эпохи": ни в одной стране консервативные силы не смогли противостоять новым разрушительным течениям. Ибо консерватизм состоит в обладании и защите уже имеющихся, традиционных нравственных ценностей, а не в разработке искусных "адекватных" методов противостояния силам безнравственным. Эта борьба изначально велась неравными средствами: правые не могли себе позволить весь тот, циничный "арсенал", которым пользовались левые. Видимо, победить "ветер эпохи" можно было лишь другим оружием – духовным, пройдя через поражение и страдания.
Этот путь и был уготован Богом России. Смысл сопротивления России большевизму был исключительно духовным, даже если не все это ощущали в таких категориях. Этот смысл касался судьбы России и всего мiра и полностью раскрылся лишь на уровне православной
историософии: в XX веке речь шла о восстановлении России как "удерживающего", согласно словам апостола Павла о силе, удерживающей мiр, от пришествия антихриста: «Тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконик, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих, и истребит явлением пришествия Своего» (2 Фес. 2:3-8).
Ценою огромных жертв и молитвами своих Новомучеников Россия осталась "белым пятном" на карте "сильных мiра сего". И сейчас наступает решающее время, будет ли это пятно заполнено космополитической энтропией, и тогда окажутся безсмысленны все пережитые нашим народом мучения, или же Россия в преображающем порыве катарсиса обретет свое национальное лицо, пойдет по пути осуществления русской идеи, тем самым указав и мiру истинные вехи справедливости, духовной мудрости.
К сожалению, развитие в послекоммунистической России пошло самым опасным путём. Это произошло не только под воздействием мощнейшей пропагандной, политической, финансовой агрессии "сильных мiра сего" (сыгравшей огромную роль во всех окраинных "референдумах"), но главным образом потому, что люди, пришедшие к власти в России, оказались неспособны понять и защитить национально-государственные интересы России. В борьбе за личную власть они сознательно пошли на расчленение единого государства, утвердили в угоду Западу и большевицкие границы (предав за ними десятки миллионов русских людей), умножили российские долги (признав старые и лихорадочно набирая новые), начали новый виток удушения русской духовной традиции (космополитизация, допуск всевозможных сект, насаждение идеологии освященного эгоизма)...
Запад сыграл не только на том, что коммунистический террор на окраинах был выдан за "русский" (американский закон P.L. 86-90), но и на долголетней коммунистической лжи о Западе, после которой маятник качнулся в сторону его идеализации. После трех четвертей века несвободы возникло "демократическое нетерпение", которым и воспользовались указанные иностранные силы.
Понятно, насколько в этих условиях трудна наша задача. И средства для ее решения следует выбирать соответственно данным условиям, а не теориям. То есть, признавая верность суждений Ильина и Солженицына о вреде партийности, все же следует быть реалистами: сейчас необходима и партийная политическая борьба. Ибо не участвовать в ней, значит устраниться от борьбы, отдать страну на откуп компрадорам. Смену власти сегодня можно мирно произвести только в существующем политическом пространстве, то есть путем отстройки собственных политических структур для участия в выборах и контроля за их проведением.
И несмотря на то, что сейчас в России сбылись худшие предвидения эмигрантского мыслителя, все же нет оснований для пессимизма. Запад и его пятая колонна проявили в освоении посткоммунистической России такой нахрап и цинизм, что более наглядной дискредитации их целей представить себе трудно. То есть, нет худа без добра, в нынешнем трудном времени есть и положительный смысл, который заключается в осознании и сознательном отвержении русским народом западнической системы. Сейчас поправение общества налицо, что почувствовала и неофевралистская власть.
Она-то дискредитировала себя так, что спастись новой "перекраской" ей вряд ли удастся. Возникают новые политические силы...
Но не будем заниматься прогнозами. По словам Ильина, надо служить русскому делу «как делу Божьему: не кривя, не торгуясь и не исчисляя Божьих сроков».
Михаил Назаров
>"Русская жизнь", Сан-Франциско, 1995, 24-27-28-29 июня
Текст представляет собой выступление на конференции по творчеству И.А. Ильина в Институте мiровой литературы в 1995 г. Опубликовано также в газете "Русский Восток", а также в каком-то сборнике.
Разумеется, за прошедшие десятилетия отношение автора к возможности смены власти путем партийной борьбы и выборов изменилось...
