РЕАКЦИОННАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: 10 лет спустя

Украина для меня почти родная. Прабабка из-под Полтавы, замуж вышла на Волынь, в село Городок, бабушка родилась и выросла уже там. В удостоверении об окончании церковно-приходской школы значится: «Костючок Лукия, из крестьян Волынской губ.».  Потом, когда та местность отошла к Польше, мои родственники уехала в срединную Россию: боялись, что новые власти заставят молиться на католический лад.

Свекровь – стопроцентная украинка, из Запорожья, умела даже співати українські пісні. Помню, уже в наши дни, на отдыхе, в Тайладне, она читала на планшете стихи Тараса Шевченко; говорила: напоминает детство и школьные годы. Она приехала в 50-х годах учиться в Москву на инженера-химика. Почти вся мужнина родня осталась там.

Трое друзей и сокурсников мужа по Физтеху – украинцы. Двое – из т.н. «киевской группы»: они учились два или три года в Москве в МФТИ, а потом уезжали доучиваться в Киев, где начинали трудиться на местной базе, для чего их и готовили. Спустя много лет сначала один, а потом другой были руководителями украинской структуры моей компании, которая работала до самой СВО. Сейчас-то мы, понятно, этот украинский бизнес потеряли, а завскладом ушёл на войну танкистом; не знаю, жив ли… Забавно, что ни один из наших киевских друзей и сотрудников (к сожалению, бывших) не говорит по-украински без крайней необходимости: нормальный их способ выражения – русский язык.

Так что я слежу за украинскими событиями с личным интересом.

Десять лет назад я написала, что майданная буча – это реакционная революция, в результате которой Украина европеизируется до нитки. https://domestic-lynx.livejournal.com/111033.html?ysclid=lplcbvxutp53557827 Она бодро и борзо поспешает в третий мир, в мир отсталости и зависимости. Так и случилось, и это вовсе не проявление моей прозорливости (лучше б я, честное слово, ошиблась) – это действие неумолимого экономического закона. ВСЕГДА, когда открываются друг другу территории с разным уровнем развития на менее развитой территории первым делом исчезают передовые производства, а что попроще – остаётся. Это явление, многократно описанное, даже получило в литературе наименование эффекта Ванека-Райнерта «гибель лучших». Сейчас Украина, прежде развитая, превращается в технологическую пустыню, во всём зависимую от поставок извне и лишь снабжающую солдатами прокси-войну Запада против России.

Как идёт это опустынивание, видно по прежним и нынешним профессиям моих украинских родственников и друзей. Двоюродный брат моего мужа был инженером-электронщиком, стал – мелким торговцем. Крёстная дочки: из инженера-проектировщика в няньки в Москве. Однокурсники мужа по Физтеху, которые должны были стать инженерами-физиками, учёными: один владел мастерской по пошиву купальников (у него тёща – швея), потом – руководитель киевской структуры моей торговой компании. Потом спился и умер. А его место занял другой «физтех». А вот классный фрезеровщик с одного из запорожских предприятий. Гордился, что работает с личным клеймом качества и учит пэтэушников. Пореволюционная судьба – дворник в Москве. Сейчас уже умер. Разумеется, каждый труд почётен, но вот область приложения этого труда очень характеризует страну. Ещё в XVII веке неаполитанец Антонио Серра, задавшись вопросом о причинах богатства народов заметил: чем разнообразнее и сложнее профессии людей, тем богаче народ. (Он сравнивал родной Неаполь, обласканный природой, но бедный, и Венецию,  где и земли-то толком нет, а народ не в пример богаче). Когда же станет вам внятна эта  мудрость XVII века?

Сейчас на Украине постепенно наступает историческое похмелье (чему много способствует неуспех «контрнаступа»). Всё больше людей (в том числе моих знакомых украинцев)  растерянно задаётся вопросом: «Що це було?». В смысле – Майданы, незалежность, экзальтированная ненависть к «москалям» и страстная, какая-то маниакальная жажда кружевных трусов, превратившихся прямо-таки в священную хоругвь?

Мне кажется, на этот вопрос надо дать честный и суровый ответ, без политкорректных виляний.

Уверена: все эти события были громадным и позорным духовным падением народа.

Народ отказался от высокой роли, от самостоятельного пути, от того, чтобы быть умным, образованным (а умный народ – это народ индустриальный) и с гиканьем обезьяньего восторга поспешил в третий мир. Что как не отказ от высокой роли - всеобщий энтузиазм от перспективы беспрепятственно ездить в Європу в качестве батраков, мусорщиков, сиделок и проституток? Последние, впрочем, там давно угнездились: помню, ещё в 1997 г. в итальянском городе Варезе таксист развлекал меня известиями о том, что все шлюхи его городка – с Украины. Мечты о подобных перспективах овладели массами и  – согласно заезженному изречению - стали материальной силой.

Эта мысль – о духовном падении народа -  противоречит господствующим представлениям: считается, что плохим, падшим может быть кто и что угодно, но не народ в целом. Гадкая клика, мерзкие диктаторы – это пожалуйста. Ну, на худой конец – государство в целом. А народ – он, полагается считать, неизменно пребывает в добре и правде. Так вот нет, шановні панове!  Пасть может и народ.

Эта мысль противоречит господствующим представлениям, что плохим, падшим может быть кто угодно, но не народ в целом. Гадкая клика, мерзкие диктаторы – это пожалуйста. На худой конец – государство. А народ – он, полагается считать, неизменно пребывает в добре и правде. Так вот нет, шановні панове!   Пасть может и народ. Так было со многими народами в истории. Да и государство, по справедливой мысли Гегеля, суть «обретший форму народный дух». Так было и с русским народом, со всеми нами, когда весь народ (или, во всяком случае, его значимая часть) дружно решил: «Не хотим величия, дайте колбасы!».

Нашим обоим народам предстоит огромный труд очищения и преображения. И просто – труд. И, верю, придёт время, когда осуществится то, что всегда говорила моя западно-украинская бабушка: «Нет, никакой украинской нации. Все мы русские, только некоторые великорусы, некоторые малорусы, а некоторые белорусы. А все вместе – русские». Это не её личное мнение: так в основном все и думали при царе. Сколько ещё надо пролить братской крови, чтобы прийти к этой простой мысли?