Кристина Мельникова
Новороссия — слово, которое ворвалось в российское и даже мировое медийное пространство неожиданно и ярко вместе с такими событиями как «майдан» и последовавшими за ним пророссийскими выступления по всему Юго-Востоку Украины в 2014 году. О Новороссии тогда узнали все, но вот понял ее каждый по-своему.
Кто-то считал ее проектом кремлевских пропагандистов, для кого-то это было понятие исключительно географическое, но существовавшее объективно и имеющее исторически обоснованное право возродиться, а для кого-то это было еще и метафизическое представление, предполагающее не только собирание земель, которое начнется с Крыма и Донбасса и лишь ими не закончится, но еще и обновление самой России. Причем образ этой переродившейся России создавался на основе идейных предпочтений веривших в него людей в зависимости от того, носили ли они имперские шевроны или же предпочитали советскую атрибутику.
О Новороссии слагали песни, которые быстро становились народными, за Новороссию шли умирать не только жители этого региона, но и многочисленные добровольцы из самых разных уголков России. Флаг Новороссии и ее символика были популярны в ополчении, идеологически объединяли его, а СМИ и политики активно употребляли это понятие в своих материалах и выступлениях. Однако с течением времени все изменилось — Новороссия исчезла из медийного пространства, а те, кто некогда был готов умереть за нее, все чаще с горечью вспоминали об этой так и не реализовавшейся мечте.
В настоящее время Новороссия вновь начала возвращаться в публичные выступления донбасских политиков и даже закрепляться в официальных документах, как это было с принятой в этом году народными республиками доктриной «Русский Донбасс». О том, что такое Новороссия, есть ли шанс на возрождение этой идеи, как и сама необходимость такого возрождения, мы поговорили с активными и непосредственными участниками этих исторических событий — донбасскими военно-политическими деятелями, историками и ополченцами.
Освящение воинского знамени Новороссийского ополчения
Командир ополчения первой волны Игорь Стрелков
— Игорь Иванович, скажите пожалуйста, что такое Новороссия, на ваш взгляд? Это народная идея или выдумка политтехнологов?
— Конечно же, такой страны как Новороссия в представлении людей до 2014 года не существовало, хотя исторические корни у нее имеются еще с ХVIII века, когда эти территории, до того практически пустовавшие или очень редко заселенные, были присоединены к Российской Империи. Условно говоря, это территории от устья Дона до устья Днестра. Естественно, географическое понятие существовало, но среди людей никто себя новороссийцами ни тогда, ни сейчас не называл.
Но, если Российская Федерация не желает присоединять эти территории к России, то государственное образование русского народа под названием Новороссия (а в данном случае к русскому народу я отношу всех — и так называемых украинцев, и тех, кого называли раньше великороссами, и белорусов) может состояться, просто потому, что оставаться в составе Украины для южной части русского населения означает окончательно утратить свою собственную национальную идентичность. А вот сохранить ее в рамках такого нового государства вполне возможно.
Идею Новороссии как государства русских людей поддерживало большинство ополченцев. Даже когда в конце 2014 года, уже после моего отъезда из ДНР и подписания так называемых Минских соглашений, командование корпусов приказывало снимать нашивки с флагом Новороссии, ополченцы не снимали их еще очень долго.
И даже до сих пор нашивки с флагом Новороссии люди продолжают носить. Эта идея имела и имеет определенную популярность среди тех, кто готов был рисковать своей жизнью и активно сражаться. Конечно, лейтмотивом в 2014 году было воссоединение с Россией, но раз этого пока что не получается, то восстановление Новороссии было бы вполне рациональным шагом в противовес антигосударству «Украина».
— Действительно ли тогда под Новороссией многие понимали не только географическую Новороссию, но и обновление России?
— Воевали больше «против» нежели «за». Воевали против украинских нацистов, против тех, кто стремился запретить русский язык и русскую культуру, воевали люди самых разных убеждений. Но да, среди военно-политического актива 2014 года определенный смысл такого рода в это понятие вкладывался. Особенно среди добровольцев из Российской Федерации, которые не имели особых иллюзий о том, что именно представляет собой современная Россия. Поэтому идея начать обновление большой России отсюда, с Донецка, Луганска и далее с Харькова и Одессы, действительно существовала. Потому что останавливаться на нынешних границах никто не планировал. Я особенно эту идею не продвигал и не высказывал, потому что понимал реалии и осознавал, что если такая возможность появится, то это будет здорово, но не стоит дразнить врагов России идеями ее возрождения.
— Куда исчезла идея Новороссии, почему ее попытались маргинализовать, спрятать куда подальше?
— Это связано с тем, что встретив «странно неожиданное» давление со стороны Запада по этому направлению, кремлевские кураторы решили закрыть проект Новороссия как таковой, решили, что достаточно напугали украинских партнеров и что территория Донбасса — это не более чем предмет торга для обмена на Крым, а также для того, чтобы создать на Украине ситуацию, при которой она не вступит в НАТО и не выйдет из зоны влияния Москвы. Для этого, конечно же, никакая Новороссия не была нужна. Идея Новороссии была положена под сукно, если не уничтожена в организационном и идейном плане. Хотя по инерции эта идея еще продолжала развиваться. Мне как выпускнику исторического вуза звонили из института истории РАН и сообщали, что у них есть государственное задание написать историю Новороссии, то есть команды еще продолжали выполняться тогда, когда проект фактически уже был закрыт. Но закрыт временно.
Я, например, никогда не думал, что идею Новороссии можно запретить каким-то приказом или указанием именно потому, что она рациональна в текущих условиях. Ничего другого противопоставить сегодня оголтелому антирусскому режиму в Киеве просто невозможно. Создание русского государства на русскоговорящих территориях Украины единственное, чем может Кремль ответить сейчас, не ввязываясь в, условно говоря, оккупацию всей Украины.
— Можно ли текущий момент, когда балансирование на грани большой войны вновь стало реальностью, считать подходящим для возвращения Новороссии? И какие конкретно территории сейчас она могла бы включать?
— Полагаю, что сейчас момент по сравнению с 14-м, 15-м и 16-м годами неблагоприятен. Тогда были все карты на руках, их можно было использовать. Можно было создать Новороссию, избежав самой угрозы войны с Украиной. Поскольку без этих территорий и населения Украина никак с Российской Федерацией воевать не сможет. Но я все-таки полагаю, что другого выхода нет вообще. Это решение тяжелое, но его альтернативой является просто капитуляция на Донбассе и последующая капитуляция в Крыму. Если говорить о возможном военном столкновении, то ограничиваться сохранением отдельных Донецкой и Луганской областей Украины, которые предусмотрены Минскими соглашениям, означает вновь отодвигать военное решение на потом, а с каждым годом это будет все сложнее и сложнее и в итоге обернется поражением. Поэтому возрождение проекта Новороссия в случае войны с Украиной, а я считаю ее неизбежной, самое рациональное, на что может пойти Москва. Брать Киев и контролировать его в нынешней ситуации, наверное, никто не решится. Это можно было сделать в 2014 году, но этого не было сделано, а другого выхода нет.
Освобождать необходимо территорию от Харькова через Днепропетровск до Одессы включительно. Это фактически лишит Украину трети населения и двух третей ее вооруженных сил, потому что две трети тех, кто воюет на Донбассе, выходцы из этих регионов. Это лишит Украину двух третей промышленности, выходов к морю и вообще всех стратегических позиций, полностью обезопасив Крым. И принесет России очень серьезные дивиденды в плане как трудоспособного русского населения, так и той части построенной еще в СССР промышленности, которая продолжает работать на оборонку. Я полагаю, что только в этом может быть смысл и цель отражения агрессии Украины и дальнейшего наступления. Если этого сделано не будет, и мы снова ограничимся полумерами, которые ничего не решат и приведут к войне в еще более ухудшившейся ситуации в будущем.
Экс-депутат Одесского горсовета, один из руководителей южнорусской партии «Родина», кандидат исторических наук Александр Васильев
— Насколько Новороссия, на ваш взгляд как историка, это политтехнологический проект, а насколько народная идея, обоснованная историей?
— Когда-то такой же вопрос задали покойному Олесю Бузине — украинскому писателю, убитому в Киеве националистами. И он ответил на него так — «если Новороссия — это чей-то проект, то это проект Екатерины Великой и князя Потемкина». И это абсолютно так. Я не только человек с историческим образованием, но и с определенным опытом в политтехнологиях. И я могу сказать, что ни в коем случае здесь никакого политтехнологического проекта не было. Наоборот, политтехнологи вприпрыжку, роняя штаны, пытались угнаться за реальными историческими событиями, которым мы являемся свидетелями, и как-то попытаться втиснуть это в свои технологические схемы, далеко не всегда успешно. Так что мы имеем дело абсолютно с реальным историческим регионом, который был сформирован в конце ХVIII века действительно целенаправленными усилиями ряда выдающихся администраторов.
Затем этот регион существовал как самобытный регион России. Это название сохранялось в обиходе не только в эпоху Российской Империи. Хотя в советское время по идеологическим причинам термин был объявлен устаревшим. Я на днях читал письмо Луначарского (первый нарком просвещения РСФСР. — Ред.) Ленину, написанное в 1920 году. Ленин отправил Луначарского с инспекцией территорий, которые Красная армия только недавно заняла, вытеснив «белых» в Крым. Луначарский писал о ситуации в Херсоне, Николаеве и Одессе Ленину так: «Я нахожусь в Новороссии, там-то и там-то». Тогда еще ни Луначарский, ни Ленин не знали, что это обычное географическое название является «контрреволюционным». Это уже потом и в первую очередь с подачи именно украинских коммунистов, идеологов украинизации, это слово попытались забыть, хотя на протяжении советского периода оно периодически всплывало. Особенно во время войны, когда была востребована патриотическая риторика, вновь это слово стало использоваться, вошло в книги, в художественные фильмы, но после войны, когда эта риторика была свернута, опять слово стало редко употребляться по отношению к региону.
А вспомнили о нем по настоящему после 2004 года, когда прошли выборы на Украине и «оранжевая» революция. Тогда результаты голосования за Ющенко и Януковича обычные электоральные географы просто нанесли на карты. Минимально исторически грамотные люди, взглянув на эти карты, увидели, что результаты голосования за Януковича почти на 90% совпадают с границами Новороссийского края столетней давности. И, собственно, с этого момента среди тех, кто на Украине занимался русским движением, укреплялось и зрело понимание того, что мы имеем дело именно с объективным проявлением исторической реальности.
Это был отдельный регион, отдельный край со своим менталитетом. В этот период, между 2004 и 2014 годами, мы буквально открывали эту Атлантиду — Новороссию, находили какие-то старые книги, работы историков, посвященные феномену Новороссии. А уже в 2014 году это слово действительно шагнуло из среды узкого круга историков и интеллектуалов в общеупотребимый оборот. Его подхватили СМИ, бойцы, а политтехнологи с удивлением за этими процессами наблюдали, пытаясь хоть как-то направить их в выгодное им русло.
— Что такое Новороссия, в чем ее самобытность и какие это географические районы? Почему теоретикам украинизации так не нравилось это понятие?
— Под исторической Новороссией мы в первую очередь подразумеваем регион в составе трех дореволюционных губерний. Херсонской, Таврической и Екатеринославской. Границы административных единиц и различных образований на этой территории могли меняться. Это очень увлекательно и можно долго рассказывать, как это переформатировалось при Екатерине, как в эпоху Александра I приобрело, наконец, законченный вид.
Но вот что важно отметить — украинские пропагандисты, которые выдают себя за историков, не могут просто сделать вид, что Новороссии не было, что это выдумка. Повторюсь, есть масса документов, которые невозможно скрыть. Они делают вид, что это была всего лишь административная единица, и только чиновники пользовались словом «Новороссия». И якобы кроме них никто так эти территории не называл. Однако в реальности мы знаем массу примеров региональных брендов, когда какие-то предприятия, фирмы и заводы или отдельные виды продукции этих заводов назывались «новороссийские» или «новоросс». Причем слово употреблялось в таком значении, когда уже никакой административной единицы формально не существовало. Это говорит о том, что слово жило и продолжало использоваться в обиходе — не только в книгах и учебниках, но и просто в живом общении.
Конечно, серьезная трансформация произошла в эпоху Гражданской войны, потому что на территорию Причерноморья от Днестра и до Дона претендовали несколько разных сторон, различных участников войны. И официально этим понятием пользовались белогвардейцы. В 2019 году была создана Новороссийская область Вооруженных сил юга России. Она охватывала не всю Новороссию, но в целом это был Причерноморский регион с центром в Одессе. Там же был создан добровольческий бронепоезд, который так и назывался «Новороссия». На нем служил командиром носового орудия известный классик советской литературы Валентин Катаев. В своей прозе Катаев употреблял слово Новороссия, что было редкостью для советских авторов.
После победы «красных» в Гражданской войне эти территории вошли в состав УССР. Дальше на этих территориях начался активный процесс украинизации, причем многие из местных большевиков были категорически с этим не согласны, но большинство этих людей просто переехало из Одессы, Харькова и Екатеринослава в Москву. Вроде бы как на повышение ушли. Но процессы украинизации шли своим чередом. Я лично встречал в советской прессе 20-х годов тирады на тему того, как корреспондент советской газеты приезжает из Харькова в Одессу, а там ему заявляют, что здесь не Украина, здесь Новороссия. Повторюсь, это середина 20-х годов. Украинские большевики выступали с речам о том, что буржуазная контрреволюционная Новороссия должна исчезнуть, перед нами юг советской Украины и так далее. И можно удивиться тому, что буквально дословно слова лидеров украинских большевиков повторяют современные украинские деятели. Например, был такой Микола Скрипник — один из лидеров советской Украины. Вон он прямо заявил, что никакой советской Новороссии больше нет, про нее все забыли. И буквально теми же словам Порошенко (Петр Порошенко — украинский президент с июня 2014 по май 2019 года. — Ред.) в Мариуполе в 2015 году повторят, что нет никакой Новороссии, мы ее ликвидировали, уничтожили, ее надо забыть.
— Как вы думаете, возможно ли актуализировать Новороссию в медийном пространстве, ведь одно время это слово исчезло из обихода. Почему так произошло и стоит ли сейчас возродить Новороссию хотя бы в части публичной дискуссии?
— До 2014 года слово «Новороссия» было мало известно широкой общественности. Один достаточно известный украинский политтехнолог даже не знал, куда ставиться ударение в этом слове. Потом, когда об этом вроде бы стали знать все, четкого терминологического понимания все равно не было. Возникло отождествление Новороссии, большого исторического региона, с двумя республиками, Донецкой и Луганской, но это ошибка. Просто на территории этих республик идея Новороссии была движущей силой в определенный момент исторических событий. Но нельзя сводить одно к другому.
Например, Александр Захарченко (глава ДНР, погибший в августе 2018 года в результате теракта. — Ред), с которым я лично обсуждал эту тему, прекрасно отдавал себе отчет в том, что самым западным городом Новороссии является Тирасполь в Приднестровье. Когда люди из Донецка и из Приднестровья, двух этих маленьких анклавов, смогут пожать друг другу руки, тогда мы сможем говорить о восстановлении Новороссии во всем объеме.
И потом, все прекрасно знают эту историю про минские соглашения. Оказалось, что эта риторика больше не востребована официальной политикой относительно Донбасса. Но я вот, честно говоря, считаю большим заблуждением увлекаться официальной политикой, потому что она очень переменчива. Она сегодня одна, а завтра другая. Она очень субъективна. Какие-то люди могут ее олицетворять в тот или иной момент, а потом этого чиновника переводят на другую работу, приходит новая метла со своими идеями. Мы же должны делать свое дело вне зависимости от этой сиюминутной конъюнктуры. Повторюсь еще раз — есть политическая, а есть историческая реальность. Не плод политтехнологий, а именно объективная реальность. И о ней нужно говорить, ее нужно объяснять, ее нужно демонстрировать, и это никак не зависит от того, какой на дворе момент. Если окажется, что что-то поменялось в высших сферах, и векторы движения опять совпадут с объективной реальностью, то тем лучше для тех, кто эти решения будет принимать. Но сама реальность никуда не денется от того, что кто-то решит ее замолчать.
Кристина Мельникова
Источник
